a.music

А вот что Шарон говорит о приеме в Белом Доме.

«Ни я ни Оззи никогда не бывали в Белом Доме.  Поэтому для нас это приглашение значило очень много, а для меня было еще новой жизненной вехой.

Несмотря на то, что с момента первого показа «Семейки Осборнов» прошло всего два месяца, когда мы ступили на красную ковровую дорожку, все вокруг пришло в движение. Журналисты бросились в нашу сторону, едва не опрокидывая заграждения. Мы сперва не поняли, что происходит. Мы знали, конечно, что шоу имело необычайный успех, причем не только в Америке, но оно делалось в расчете на молодых людей, а нас окружили люди, которые были никак не младше нас.

Поскольку на ковровой дорожке из-за нас невольно возникла толчея, ребята из службы безопасности Белого Дома быстро проводили нас в банкетный зал.

Вот позади остался президент, встречавший гостей. И металлодетекторы, а мы все еще смотрим с удивлением друг на друга не понимая, что происходит.

Начался вечер, президент Буш выступил с речью, поблагодарил пришедших, представителей прессы, звезд кино и телевидения, а также Оззи Осборна.

Представьте, Оззи оказался единственный человек, кого президент выделил из общей массы гостей и рассказал. Как его мама любит музыку моего мужа и даже назвал несколько его песен.

В этот момент Оззи вскочил на стул, на что Буш сказал ему: «Садитесь, Оззи, садитесь».

К нам стали один за другим подходить люди, которые рассказывают по телевидению. Как человеку жить в современном мире, что происходит на планете, за ними последовали четырехзвездные генералы, сенаторы, владельцы крупнейших, влиятельных газет Америки, которые просили Оззи сфотографироваться с ними, твердя один за другим: «О, мой сын ваш преданный поклонник» или «о, мой тот-то и тот-то так любит вашу музыку».

За автографом Оззи выстроилась целая очередь.

После ужина началась вечеринка, среди гостей была женщина, у которой на руке был гипс. Как вы думаете, что сказал ей Оззи, после стандартных «добрый вечер» и «как вы поживаете?».

«Вы должно быть сидите на обезболивающих? Не продадите ваши лекарства мне, я бы купил».

Мы все чуть не упали. Хохотали так, что согнулись чуть ли не пополам, представьте себе, он пытался раздобыть наркотики в Белом Доме!».

К 2008 году Оззи записал 9 номерных альбомов, двойных альбомов на CD не существует, а на виниле есть концертный Speak of the Devil.

В песне I Don’t Wanna Stop с альбома Black Rain поется: «Какая разница, что кто-то говорит.  Я сам принимаю все решения. Всю жизнь я был на самой вершине, не знаю для чего я это делал, но останавливаться не собираюсь. Пусть все горит огнем, но буду идти до конца. Потому лучше не стой у меня на пути, я не остановлюсь».

Black Rain уникальный альбом и тем, что Оззи записал его после того, как полностью завязал с наркотиками и выпивкой.

Обложка Black Rain

Он очень волновался по этому поводу, считая, что все, что он принимал, это как-то помогало ему творчески. Над образами, текстом.

И все были счастливы, когда увидели, что все тоже самое Оззи может делать и без наркотиков.

Вот что еще говорит о выходках Оззи: «Мы выступали в Детройте, в рамках Оззфеста, я находилась в концертном зале, где занималась своей работой, когда мне позвонил Тони (это помощник Оззи) из отеля и сказал, что Оззи плохо. Он сказал, что Оззи позвонил врачу, пожаловался на боли в спине, как делала обычно, и этот идиот выписал ему по телефону какое-то обезболивающее.

Тони всегда занимает номер по соседству с моим мужем, поэтому, сначала он услышал стук в двери Оззи, естественно он выглянул в коридор и увидел, что курьер вручает ему бумажный аптечный пакет. На его глазах Оззи открыл его и высыпал в рот содержимое одно из пузырьков. Приняв сразу 21 таблетку викодина, который относят к очень сильнодействующим болеутоляющим.

«Дай ему кофе», посоветовала я Тони. «Делай все, что угодно, только не давай ему отключиться, не давай ему заснуть». И сразу позвонила его врачам в Лос-Анджелес.

«Вы видели, что он это сделал?».

«Нет, но…».

«21 таблетка викодина! Этого просто не может быть, он бы уже умер. Вы наверно что-то путаете».

Однако я ничего не путала, я знала Оззи и знала Тони.

Тони перезванивал мне каждые полчаса и рассказывал, что происходит  с Оззи.

«Он плохо ориентируется, выглядит заторможенным, но пока не отключился», говорил Тони.

Я сказала, что бы он собирал Оззи на шоу. Было что-то между 6 и 7 часами вечера, а выход Оззи был без четверти 9.

Мне предстояло определиться, кто я для Оззи. Менеджер или жена.

Его выхода вместе с Black Sabbath ждали чуть ли не 20 тысяч зрителей, они провели в Далласе на жаре целый день. Они ждали и ждут встречи с Оззи.

Я не знала, как поступить и думала, думала, думала.

Если мы отменим концерт будет скандал, в последний раз, когда Оззи было плохо, и он не смог выступать, мы не объявляли об этом решении до самой последней минуты, до момента его выхода на сцену, публика тогда разнесла все. Сломали сиденья в зале, разгромили кассу, недовольные переворачивали машины и крушили все, что попадалось им под руку.

Нельзя держать в зале огромную толпу несколько часов, а потом сказать, что гвоздя программы не будет и надо расходиться по домам. Именно тогда подобные вещи и происходят.

Могу ли я позволить продолжать концерт, могу ли я позволить всем показать такого Оззи?

Когда приехали Тони и Оззи, я увидела в каком состоянии мой муж, у меня упало сердце.

Хотелось спросить его, что же ты делаешь с собой. Это было чистой воды безумие. Я потащила его в автобус, прямиком в душ, где обложила льдом и открыла холодную воду. Он сжался в комок, закрыл голову руками, его мокрые волосы прилипли к голове.

При любом моем решении, я оказываюсь в проигрыше.

Если он не выйдет на сцену, будет буча. А если выйдет, будет выглядеть жалко.

И все это происходило в присутствии детей, Келли и Эмми плакали и молили его: «Папочка, пожалуйста, не умирай». Они же не идиоты и прекрасно понимали, что произошло с их отцом.

А я орала и требовала: «Ты должен выйти на сцену. На тебе страшная ответственность, перед зрителями, перед группой, перед всеми нами».

В четверть девятого он уже мог стоять и разговаривать, а когда зрительный зал начал хлопать и скандировать его имя, он сделал первые шаги по направлению от автобуса к рампе, что бы присоединиться на сцене к Black Sabbath.

Рядом с ним был его охранник Тони, продюсер и я. Больше не было никого. А толпа стоя хлопала и пела в ожидании.

И вот он вышел на сцену.

В зале повисла тишина, зрители были потрясены, словно увидели призрака или фантома.

Сколько раз я стояла за кулисами и чувствовала, как мое сердце наполняется гордостью и счастьем, сколько раз я видела это за тридцать лет, что я знаю его.

А сейчас я не могла смотреть на него, мне было больно. И я ушла в техническую зону и села там, я не могла говорить, я словно оцепенела. Я была раздавлена.

Мониторы безжалостно показывали страшную правду, никто из зрителей не стоял, все сидели, чего никогда не бывает во время выступлений Оззи. Все словно онемели, тогда я увидела то, что видели все они. Лицо Оззи размером с целый дом, то, что показывали на огромных экранах, он был похож на вурдалака и я мгновенно пришла в себя.

«Не показывайте Оззи», буквально взвыла я. «Наводите камеры на всех остальных, не выводите лицо Оззи на большой экран».

Он едва мог петь, он даже не пел, а что-то мямлил, он не мог хлопать в ладоши, хотя и старался. Он просто не попадал ладонью в ладонь и держался за микрофонную стойку, чтобы не упасть. Это была катастрофа.

По-моему, они продержались минут сорок пять, а потом Тони Аеми ушел со сцены и я не виню его. Еще удивительно, что он играл так долго.

Сам Оззи, едва дойдя до кулис, сказал: «Все, больше я такого не сделаю никогда».

И он действительно больше такого не делал.

А я до сих пор не знаю, правильно ли я поступила, выпустив его на сцену».

В песне See You On The Otherside с альбома Ozzmosis поется: «Голоса, тысяча голосов. Они что-то шепчут, но время выбора прошло, я не вижу тебя, хотя глаза мои широко раскрыты, но я знаю. Я еще увижу тебя на другой стороне. Поэтому не плачь и не грусти. Не надо прощаться, мы еще встретимся…».

«В мае 2002 года, Оззи давал интервью о своей жизни, и последний вопрос звучал так: «Оззи, как бы ты сам подвел итог своей жизни?».

Оззи смотрит в камеру и говорит: «Я не горжусь тем, чего добился. Я не горжусь тем, что плохо учился. Я не горжусь тем, что плохо умею читать. Я не горжусь тем, что бы алкоголиком и наркоманом. Я не горжусь тем, что когда-то откусил голову летучей мыши. Я не горжусь тем, что страдал от недостатков внимания. Но я настоящий мужик.

Я знаю, что трудно быть Оззи Осборном, но могло быть значительно хуже. Я мог стать Стингом…».

Когда программа была продана четвертому каналу, они разместили рекламные щиты по всей стране. На щитах красовалась наша с Оззи фотография, а под нею ее слова: «Ну, могло быть значительно хуже. Я мог стать Стингом…».

Реклама висела всюду, в метро, на тридцатиметровых рекламных плакатах по дорогам всей страны».